Правоверие
архив форума
Начало » Женский форум » Христианка.ру » Статьи
Re: Статьи [сообщение #108709 является ответом на сообщение #108681] Вт, 22 Июль 2008 15:04 Переход к предыдущему сообщенияПереход к предыдущему сообщения
yfnfkbz
Сообщений: 331
Зарегистрирован: Июль 2008
Географическое положение: Москва
Карма:
Мне тут нравится
Интервью с дьяконом Андреем Кураевым "Удержаться от греха, чтобы прикаснуться к небу" (вопросы курсивом) – Отец Андрей, как, на Ваш взгляд, правильно говорить с человеком о грехе и добродетели? Безусловно, лучше учить жизненным примером, но бывает, что человек маловерующий начинает изливать тебе душу. Как говорить о грехе, чтобы не звучать ханжой? Чтобы окружающие не относились к православному так, что, мол, у Васи одни 10 заповедей на уме. – Во-первых, надо знать, с каким человеком можно о грехе говорить, с каким – нет. Если человек первый ставит этот вопрос, тяготится своим грехом – тогда можно, а если человек счастлив в состоянии греха, опьянен грехами и страстями, то приводить его в чувство проповедью – все равно, что пьяному рассказывать о высшей математике. Вместе с тем, радость от греха проходит, приходит иное отношение... Во-вторых, важно иметь в виду различие в понимании слова «грех» в среде церковной и нецерковной. Был такой замечательный случай: в Прощеное воскресенье священник выходит на амвон и говорит: «Братья и сестры, накануне Великого поста мы должны простить друг друга. Простите и вы меня, я тоже грешен, помолитесь обо мне». Через некоторое время священник замечает, что на приходе вокруг него образуется пустыня. Он начинает интересоваться, в чем дело, почему люди стали его сторониться. Одна прихожанка говорит: – Батюшка, оказывается, у вас любовница есть! – Какая, откуда, с чего вы взяли? – Да уж нет, не отпирайтесь теперь, сами признались ведь! – Когда это я признался? – Да вот сами в Прощеное воскресенье вышли и сказали: «Простите, я тоже грешен». Для людей малоцерковных слово «грех» нередко связано исключительно с миром плотских отношений: даже супружеское общение на их взгляд, по мнению Церкви, является грехом. Для православного человека понятие греха намного шире, чем нарушение заповедей целомудрия, а для некоторых людей это оказывается новостью – узнать, что грех в их жизни присутствует. До этого времени они по-другому квалифицировали ту или иную особенность своего характера. Мне очень нравится грех, упомянутый в древнеегипетской «Книге мертвых». Там на суде богов человек должен был для оправдания себя клятвенно заверить богов, что грехов он не совершал. В этой книге приводится список грехов и есть среди них такой: «Я не просыпался по утрам с мыслью о том, как дать больше работы моим рабам». Я думаю, что сегодня на рабочих столах многих боссов имеет смысл поставить такую табличку, своего рода исповедание. В этой книге упоминается и грех безразличия, грех необразованности, между прочим, грех бескнижности: человек не дает труда своим мозгам, не тренирует их. На мой взгляд, грехом является неуважение к русскому языку, особенно для христианина: если ты не владеешь всеми дивными богатствами русского языка, высоколитературного, поэтичного, то это проявление нецеломудрия. Господь дал тебе слово, и нужно этим даром владеть. Самый трудный для дрессировки орган в нашем теле – это язык. И тем более им нужно владеть: не с точки зрения того даже, чтобы чего-то не говорить, но с точки зрения того, что если ты начал что-то говорить, то будь добр, потрудись, найди адекватные слова, чтобы выразить то, что ты хотел, чтобы не быть непонятым, и чтобы то, чем ты хотел кого-то порадовать, не обернулось бы в конце травмой для человека. Мир грехов очень разнообразен, и здесь не может быть универсальной инструкции, как и о каком грехе с кем разговаривать. Слава Богу, что таких пособий у нас нет. – Часто в православной литературе рассказ о грехе соединяется с рассказом о жизненных его последствиях, допустим, сделаешь аборт – больше не родишь, изменишь мужу – может потом ребенок болеть, не сохранишь чистоту до брака – брака может и не быть. Насколько это правильно: в том случае, когда понятие «грех – не грех» человеку не важно, имеет ли смысл приводить какие-то еще аргументы, чтобы оградить его от и вправду печальных последствий? Конечно, думаю, что это можно делать так. И это не угроза, а реальность – печальная и страшная. Другое дело, что качество такого рода причинно-следственных цепочек должно быть проверено. Я знаю немало церковных изданий, которые с радостью хватаются за совершенно оккультные погремушки, псевдонаучные мифы типа телегонии, дескать, если женщина когда-то имела связь с негром, то потом все равно родит негритенка даже в браке с белым мужчиной через 20 лет. Это антинаучные сказки. И именно потому, что они антинаучные, – они антицерковные. Не надо позорить Церковь сродством с такого рода мифами. И главное – важно помнить, почему Церковь борется с грехом. Не ради повышения рождаемости, укрепления семьи или содержания неимущей страны. Не ради этого существует Церковь, не ради этого она призывает воздержаться от греха. А ради того, чтобы жизнь людей была более радостной, чтобы человек мог всегда прикасаться к небу и кусочек этого неба пускать в свое сердце почаще. Для этого мы живем, и это оправдывает смысл нашей жизни. – Синдром неофита с отвержением всего мирского известен, однако с годами церковной жизни человек во многом возвращается к своей обычной жизни, так как оказывается, что это все вроде и не грех. И верно – выпить, носить джинсы, прикурить иногда – по отдельности, вроде как и не большой грех. «Лучше краситься, чем осуждать», можно часто услышать. Но девушка с бутылкой водки, в джинсах и с сигаретой в руке никак не ассоциируется у нас с православной христианкой? Где граница допустимости, как в жизни применить «все дозволено, но не все полезно»? – Во-первых, Вы нарисовали портрет хорошего неофита. Потому что есть множество неофитов, которые и не пробовали расстаться ни с водкой, ни с сигаретой – ни с чем. Так что это хорошая болезнь, когда человек болеет крайностью, крайностью аскетизма, типиконства. Слава Богу, что эти люди у нас в Церкви есть. Но потом этот хороший неофитский комплекс должен пройти. Нужно уметь различать, где суббота, а где человек. Здесь нужно обратить внимание вот на что: для меня признаком культурного человека, в том числе церковного православного культурного человека, является владение двумя искусствами: уметь видеть главное и отделять его от второстепенного, ценить второстепенное ради того главного, которое в нем проступает Первого без второго – это путь к безудержному протестантизму и лиховерованию, второе без первого – это путь к фарисейству и обрядоверию. Надо совмещать в себе и то, и другое. Я всегда вспоминаю слова, которые мне сказал ректор МДС архимандрит Александр (Тимофеев): «Мы должны чаще спрашивать себя, как в этой ситуации поступил бы апостол Павел». Для меня эти слова стали мерилом при любой такого рода дискуссии. Слава Богу, что девушка с бутылкой водки не ассоциируется у нас с православием, но, к сожалению, пьяный мужик вполне ассоциируется. И баптисты нам любят на это указывать. Поэтому здесь встает вопрос – где критерий церковности? Кого считать православным? Не будем забывать, что проблема пьянства – это, простите, профессиональная проблема нашего русского сословия. Как писал профессор Московской духовной академии дореволюционных лет Голубинский: «...лет сорок назад мы росли дитятей в селе среди гомерического пьянства духовенства всей окрестной местности, но по крайней мере мы не слыхали случаев, чтобы люди умирали от пьянства; а из наших товарищей и близких сверстников по учению мы знаем до пятка, которые отправились на тот свет положительно от пьянства» . Поэтому излишняя терпимость здесь когда-то и была. В народе обычно прощают пьяненьких батюшек, считается, что если батюшка пьет, значит, переживает за нас грешных. Может быть это и так, между прочим. – На Ваш взгляд, как отличить традиции и нормы благочестия от фарисейства? Мы сегодня все начитанные, все знаем и по литургике и по истории Церкви и так далее, любому батюшке считаем вполне уместным сказать: «А в социальной концепции РПЦ написано... А вот это поздняя традиция... А святитель такой-то говорил об этом совсем не так...». Насколько это допустимо? Как определить действительно, чем руководствоваться в духовной жизни, и проследить, чтобы благочестие у нас не стало фарисейством? – Что касается советов батюшки, то здесь каждый должен знать уместность. Бывает, что это очень уместно. Но этот человек должен понимать, в каких отношениях он с этим батюшкой: если он впервые зашел в храм, видит, как священник служит – ну что же прихожанину, мирянину соваться с советом. Другое дело, если это профессор Алексей Ильич Осипов, то у него есть право подойти и шепнуть батюшке, «Вообще-то в проповеди не совсем то слово было сказано, это литургическое новшество в вашем приходе мне не очень понятно… ». Если это обычный мирянин, начитавшийся Мейендорфа, Шмемана и так далее, начинает давать советы, то, наверное, не стоит этого делать. Приведу такой пример: год назад приезжаю я на Западную Украину. В одном городке останавливаюсь у батюшки – моего однокурсника по семинарии. Он решает со мной посоветоваться: «есть такие устойчивые штампы в нашей речи: «сохранение супружеских обетов», «нарушение супружеских обетов», просто «супружеский обет». Но парадокс в том, что этих обетов нет на самом деле! В чине венчания никто никому ничего не обещает. У нас же венчаются двое исихастов: они друг другу в любви не признаются, они вместе молятся – сомолитвенники стоят. Это у католиков есть обещания. Но я нашел издание чешского православного требника, в котором такие обеты есть. Жениха батюшка спрашивает: «Обещаешься ли сохранить себя в любви и верности своей жене даже до гроба? – Обещаюсь». Потом вопрос к невесте: «Обещаешься ли сохранить себя в любви, верности и послушании своему мужу даже до гроба?» – «Обещаюсь». И дальше батюшка рассказал, что поскольку у нас в требнике этих слов нет, то я сначала спрашиваю людей – перед венчанием: отвожу жениха в сторону, отдельно от невесты, и спрашиваю: «Смотри, можно так венчать, можно так, с клятвой будешь венчаться?» И 90% мужчин говорят: «Нет, конечно». Таких я, – продолжает он, – венчаю обычным чином, в надежде на милость Божию. Но некоторые соглашаются. И всех тех, кто согласились венчаться с клятвою, я записываю в отдельную тетрадочку. И те, кто венчались без клятвы, через два-три года снова холостые. Те, кто венчались с клятвою, – ни одна семья не распалась! Так что важно то, какие отношения у человека со священником. Иногда можно и подискутировать, иногда это будут только лишние нервы. Но в любом случае, я считаю полезным, если в Церкви будет дискуссионная атмосфера. У нас нет единого предписания, чему следовать в каждой ситуации: ветхозаветные, новозаветные, канонические, святоотеческие предписания очень разнообразны и нередко противоречат друг другу. Поэтому нужна сложнейшая система богословской мысли. Важно, чтобы в Церкви эти вещи обсуждались: и в семинарских спальнях, и в приходских чайных, и на Интернет форумах путь будут дискуссии. – Где на Ваш взгляд, должна проходить граница между конформизмом и нон-конформизмом в миссионерстве, где грань между традицией и свободой в работе миссионера? «С иудеями как иудей» – где здесь место традиции? Однозначного ответа тут не может быть. Пока ты сидишь где-то в кабинете, в библиотеке, можно проводить такие границы, а в жизни – как это определить? Помню, я знал, что завтра кончится Советский Союз, 1 января 1992 года. С одной стороны казалось, что другая эпоха должна была начаться. И я был так удивлен, увидев утром уже новой эпохи, что те же автобусы едут по тем же маршрутам. Как? Нет уже руководящей роли КПСС, а они все едут по тому же маршруту... С точки зрения историков книжных, есть четкая граница, когда кончилось СССР, и когда началась новая Россия, а в реальности это очень долгое переползание, перемены людей, мозгов, стиля жизни. Году в 93-м я с гордостью называл себя новым русским. Тогда это не было еще ругательством, а я называл себя в том смысле, что я не от государства завишу. Я не крепостной раб советской системы, а я тот, кого в Европе называют человеком свободной профессии: ты сам определяешь, как ты будешь работать, как зарабатывать, и государство тут не при чем, и в этом смысле я чувствовал себя независимым от государства. Так же и в мире церковной жизни, как и вообще в мире человеческой жизни. Легко сказать: «это можно, а это нельзя». Легко кого-то осудить. А вот как ты сможешь смотреть в глаза человеку потом? Приведу страшный пример. Мы с вами можем сейчас сказать гневные слова об осуждении, допустим, гомосексуалистов. А вот теперь представим себе, что в храм на исповедь приходит такой человек, с такой проблемой. Вы сможете как священник, то же самое повторить, с той интонацией, с какой недавно беседовали в своем кругу на эту тему? Или будете искать уже другую интонацию, другие слова, понимая, что перед нами не объект идеологического спора, а человек, который болен, который тяготится своей болезнью, и который пришел не для того, чтобы получить удостоверение в своей порочности, перед нами не объект идеологического спора, а человек, который болен. Точно также, сидя в стенах монастыря в центре Москвы, можно очень гневно обличать, скажем, ислам или иудаизм. А я вот посмотрел специально житие равноапп. Кирилла и Мефодия: как св. Константин, потом в постриге он принял имя Кирилл, вел споры с иудеями. Когда они приезжали к нему, он никогда не начинал их сразу обличать и говорить им: «вы – дети Сатаны», «ваш бог ложный», «ваши молитвы к демону возносятся, это псевдобог»… Ничего подобного он не говорил. По себе знаю, что иногда вещи, которые я когда-то осуждал, теперь воспринимаю спокойно, с радостью, или даже призываю к этому. Например, когда я раньше слышал сообщения о том, что на Западе команда семинаристов или монахов сыграла в футбол, я был возмущен. Сейчас когда я вижу, что такое происходит в жизни наших семинарий, – радуюсь. Или например, лет 10 назад я глубоко возмутился бы предложению создавать православные дискотеки. Сейчас я сам к этому призываю. Только слово «православие» не должно быть в названии, а вот чистая дискотека, на которой ребята могли бы отдохнуть, не боясь нарваться на наркобарона. На такой дискотеке, разумеется, батюшка не должен быть диджеем, на сцене не должно быть иконы, и диджей не должен ставить пластинки со знаменным распевом. Просто не должно быть пьянки, блуда или наркоты, и чтобы казачки гарантировали чистоту дискотеки. Поэтому я призываю отцов благочинных решить эту проблему, договориться с местными цыганами–бандитами–фсбшниками–казаками и сделать так, чтобы в городе хоть одна такая площадка была. А затем в этом зале можно было бы объявить: приходите завтра за 3 часа до дискотеки, мы покажем вам фильм. «Остров», например. Или давайте встретимся в другой день, побеседуем. Придет батюшка или еще какой-то другой интересный человек. Вот 10 лет назад я бы возмутился на такое предложение. Что и когда обличать – очень сложный вопрос. Думаю, что установка должна быть не на то, чтобы обличить, а на то, чтобы подарить. Главной заботой миссионера должно быть умение рассказать о своем, при этом не подстраиваясь под вкусы аудитории. Это значит пройти между Сциллой и Харибдой. Если я буду совсем инаков, чем мои слушатели, я буду для них инопланетянин, они не смогут понять, то, о чем я говорю. А если я буду совсем как они, свой в доску, то они скажут: «Милый, конечно же ты наш, мы и так знаем все, что ты скажешь, давай лучше за пивом сходим!». Поэтому это вопрос всегда опыта, такта, вкуса, воспитанности миссионера. Что же касается вопроса традиции, то возникает вопрос, где эта традиция. Если традиция миссионерства, традиция внехрамовой проповеди и была когда-то, то она давно потеряна. Этой традицией наша русская церковная история не очень богата, а в 20 веке она и вообще была потеряна. Признаюсь, что для меня православие – это то, чему меня учили в Московской духовной семинарии и академии. И здесь я оглядываюсь и не вижу миссионерской православной традиции. Я сам преподаю миссиологию в Московской семинарии, и больше всего мне хотелось бы взять учебник о традициях миссионерства, стряхнуть пыль с издания прошлого века и начать зачитывать: миссионер должен делать раз, миссионер должен делать два. Но где же взять такой учебник? Я, конечно, могу опираться на свой опыт, но мне жаль моих коллег из других семинарий, они находятся в еще более затруднительном положении. В стотысячный раз пересказывать историю Кирилла и Мефодия, Иннокентия Иркутского, свт. Николая Японского? Получается, что миссиология – это история православной миссии. Но это неправильно: история – это лишь один из разделов миссиологии, и не самый главный. Все равно мы не сможем проповедовать сибирским народам подобно Иннокентию Иркутскому. Здесь нет ясно сформулированной традиции, нет типикона миссионера. Для меня это печально. Я всегда радуюсь, когда есть возможность сделать что-то не по своей воле, на кого-то переложить бремя выбора. Я бы сделал так с радостью и в этом случае, но раз такого типикона миссионера нет, то приходится рисковать.

Известить модератора

[Список сообщений]
 
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано icon2.gif
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Сообщение не прочитано
Предыдущая тема: Кто поет в хоре?
Следующая тема: мысли
Переход к форуму:
  

[ Сформировать XML ] [ RSS ] [ PDF ]

Текущее время: Пн дек 23 02:47:27 MSK 2024

Общее время, затраченное на создание страницы: 0.01754 секунд
.:: Обратная связь :: Начало ::.

При поддержке: FUDforum 3.0.4.
Copyright © 2001-2012 FUDforum Bulletin Board Software